– Тем, кто заботится о тебе, – ответил Калеб уже куда более спокойным тоном.
– И это дает тебе право решать абсолютно все за меня? Думаешь, я этого хотела? Думаешь, я бы провела с тобой хоть минуту, если бы знала каким «покровителем» ты станешь?
Одновременно на его лице отразились и обида, и вина, и он, расслабившись, оставил позицию нападающего.
– Ладно, ладно. Ты права, – уступил он. – Мне не следовало повышать голос. Или тащить тебя подобным образом. Это было неправильно.
Но я его уже давно не слушала.
– Как ты смеешь! – завопила я, надвигаясь на Калеба, пока он с глухим стуком не уперся в другой грузовик. – Как ты смеешь указывать мне, что делать, куда идти, что носить, с кем разговаривать?
Калеб сдвинул брови и покачал головой:
– Я никогда и слова не сказал о том, что ты одеваешь. Просто дал пакет с одеждой.
– Я человек, черт возьми. Причем взрослый! Мне хватило ума закончить школу. Почему же мне не хватило ума увидеть, какой ты есть? Почему я не смогла понять, что как тупица извиняюсь перед тобой. Почему?
Калеб ошарашено стоял на месте, пока я громко орала и возмущалась. Я была настолько зла, что с размаху заехала ему по лицу, за что потом мне стало стыдно. Калеб легко увернулся от удара и схватил меня за руки, чтобы не допустить еще одной попытки. За это я пнула его по голени, чего он явно не ожидал. Вскрикнув, он схватился за ногу, и этого оказалось достаточно, чтобы выдернуть меня из моего истерического припадка.
Мои руки безвольно повисли, тогда как Калеб взирал на меня с ужасом. Нам повезло, что кассир не вызвал копов.
Я причинила ему боль – не сильную, но достаточно было увидеть выражение его лица, чтобы мой желудок снова скрутило. Я бросилась за грузовик, и весь мой обед оказался на гравийной площадке парковки. Я – первоклассная идиотка.
Да, Калеб порой раздражал и частенько переусердствовал со своей опекой, но он ни разу не сделал мне ничего обидного. Он никогда не оскорблял меня, не заставлял чувствовать себя тупой или ничтожной. Черт, если синяки на его голени, которые сейчас заживали, что-то значили, я причинила ему больший физический вред, чем он мне. Снова и снова Калеб демонстрировал мне, что он не Гленн. Он заслуживал многого, но сюда явно не входила роль боксерской груши для выплеска моих эмоций.
Я сполоснула рот водой, которую Калеб сунул мне в руку. Он помог мне забраться в грузовик, и я, подобрав ноги, обхватила их руками. Посмотрев в окно заправочной станции, увидела, что кассир с опаской наблюдает за нами. Калеб выехал со стоянки и в молчании поехал обратно в мотель. Он не разговаривал, пока мы ехали, пока заходили в мотель и даже, когда я разделась и приняла горячий душ, пытаясь избавится от озноба.
Еле волоча ноги, я вышла из ванной, облачившись в спортивные штаны и футболку Калеба, и присела на кровать рядом с ним. Он сложил руки на клавиатуре своего лэптопа, глядя перед собой пустым взглядом. Повисло долгое неловкое молчание, и мне подумалось, что он за это время наконец решит, что со мной слишком много проблем и спровадит меня куда подальше. В какой-то мере я думала, что так лучше. Может, в конечном счёте, будет не так уж больно.
Может, следует сделать выбор и уйти. Может, надо встать и просто начать собирать вещи. Я слишком долго откладывала. Надо было прекратить это безумие и добраться до Анкориджа, начать сначала, а Калеб… Калеб все еще смотрел в пустоту, и это начинало меня беспокоить.
– Там на заправке ты же на самом деле разговаривала не со мной, а? – наконец спросил он.
Я покачала головой.
– Ты говорила с ним? С тем парнем, который снится тебе в кошмарах?
Я кивнула, не в силах взглянуть на него.
– Я никогда не удосуживалась сходить к психологу. Прочитала все нужные книги по самопомощи, выполняла все, что там говорилось. Мне предлагали анонимные терапевтические беседы по телефону со специализированным консультантом, но я так и не смогла заставить себя пройти их. Мне просто кажется, если признаю все случившееся реальным, это сведет на нет все, чего я достигла.
– Я знаю, что в прошлом с тобой произошла какая-то фигня, о которой ты не хочешь мне рассказывать. И я стараюсь не любопытствовать. Но со временем, кролик, тебе придется все мне рассказать.
– Тебе и правда нужны подробности? – спросила я. – Хочешь заглянуть в мой дневник? Это занимательное чтиво, или, по крайней мере, оно было таким, пока я не поняла, что он читает его. Дать мне хоть капельку личного пространства - для него это слишком. Хочешь, чтобы я сказала тебе, что была милой, наивной девочкой, которая никогда никого ни в чем не подозревала? Я подозревала, и много чего, просто не могла представить выход из этой ситуации.
– Нет. Я не прошу тебя рассказывать мне то, что ты не хочешь, – настаивал Калеб. – Пока тебе следует знать, что я не тот, на кого ты орала. В гневе я ни разу не поднял на тебя руку. Я могу злиться и надоедать всякими пустяками, но не пытаюсь лишить тебя выбора. Я такой, что ты вечно стараешься обойти меня и сделать как тебе нужно. Как раз это в тебе привлекает и разочаровывает, и в этом вся ты. И другой мне не надо.
Я кивнула, возмущенная этой его проклятой понятливостью. Я не знала, как на это реагировать. Что делать, когда кто-то орет или угрожает, я знала. Но понятия не имела, что делать в условиях вежливого общения. Боже, вот это ужасно.
Одной рукой я обняла Калеба. Он устроил мою голову у себя под подбородком и поцеловал волосы.
– А еще тебе надо завязывать пинать меня по голени. Это вызывает слабость в ногах.